Испанский мэтр подарил МАМТу еще один колдовской балет, на этот раз — о Золотом веке Испании.
XVI–XVII столетия, ставшие для испанской культуры знаковыми, Начо Дуато решил приблизить к народу, элегантно и точно соединив приметы ушедшей эпохи, ее чувственное обаяние и тонкую красоту с современным бешеным ритмом и вечной нервозностью. В итоге случился26-минутный шедевр, в котором хореография играет роль провидения: всё про любовь и смерть нам рассказывают языком танца.
В новом русском спектакле Деклана Донеллана шекспировский Просперо не обретает нового буржуазного счастья, но тоскует о потерянном рае тоталитаризма.
Первая постановка юбилейного Чеховского фестиваля вызвала прямо-таки массовую истерию, билеты закончились за 2 недели до начала показов, а на пресс-конференции, предваряющей главный театральный смотр, хедлайнером значился именно Доннелан. Практически обрусевший английский режиссер взялся представить на зрительский суд свою версию последней пьесы Шекспира. С его подачи «Буря» ворвалась в советский рай, выгнала оттуда идеального партийца Просперо и превратила его жизнь в бесконечную тоску по тугим пшеничным колоскам, плотным женщинам с серпами в руке и коллективных танцах .
Спектакль с участием Джона Малковича закономерно вызвал у московской публики ажиотаж. Ну а как же? — мировая знаменитость играет выдающийся характер, еще и с Ингеборге Дапкунайте на пару.
«Вариации Джакомо» привез в Москву фестиваль «Черешневый лес», однако без досадной накладки не обошлось. Из-за извержения исландского вулкана, самолет с пышными декорациями и историческими костюмами не прилетел, и спектакль получился таким, каким получился. В принципе, при большом желании расклад — итальянский авантюрист и любовник в сером костюме от модного дома, а потенциальная жертва бесчестья в черном платье с пайетками — можно было принять за принципиальную концепцию. Тем более, что изрядная доля самоиронии присуща была всему действу в целом.
«Мастерская» Григория Козлова подарила московским театралам обаятельнейший «детский спектакль для взрослых».
Пьеса Ульриха Хуба «У ковчега в восемь» признана в Германии лучшей. Права на нее давно приобрели ведущие театры Европы, наконец, добралась она и до города на Неве. И как удачно, что взялись играть историю про трех пингвинов и Всемирный Потоп именно «козлята». Их молодой задор и безмерная восхищенность только что приобретенной профессией смогли убедить зрителя в том, что вопросы нашего детства в сущности есть вопросы к мирозданию.
Любимые критиками обеих столиц питомцы режиссера Григория Козлова показали на сцене ТЦ «На Страстном» вампиловского «Старшего сына». Тем самым сорвав банк зрительской любви и обеспечив пассажирами пресловутый «Сапсан» на театральный сезон вперед.
Ставить великого советского драматурга по нынешним временам предприятие невероятное. И не потому что пьеса устарела или что Леонова-Сарафанова в легендарном фильме никто не переиграет. Просто разглядеть в заигранном до дыр тексте (Вампилова в 70-е играли одновременно в 44-х театрах страны, сегодня, возможно, всего на десяток меньше) что-то новое, практически нереально. И тем не менее «козлята» (так своих учеников называет мастер) в этой своей работе своеобразны до дерзости. Играют всё сразу: мелодраму, драму, сентиментальный роман и проповедь о любви и мире. Густо замешивая весь этот жанровый коктейль на сладком чувстве ностальгии и пронзительной самоиронии.
Крохотный подвал, принадлежащий Театру.doc, штурмует толпа страждущих увидеть, что есть живительная сила искусства. Два часа реального времени, свободно перемещаясь в пространстве, здесь «зажигают свой огонь» рок-идолы 60-х.
Джим Моррисон, Дженис Джоплин и Джимми Хендрикс под чутким руководством драматурга и журналиста Саши Денисовой и режиссера Юрия Муравицкого прописываются в детстве и юности актеров, их играющих, становясь роднее самых близких. Свидетельствуют ссорам родителей, сбегают из дома, врут в школе, курят траву и сочиняют мрачные вирши. Метаморфозы оправданы и несомненны, — а где еще они могли расти, рок-н-ролльные то божества? Глядя на всю их гомерически смешную катавасию, очень хочется сегодня вылезти из своей скорлупы и начать жить по-настоящему: по-дурацки.
Поэтический спектакль на заданную тему поставил в театре «Практика» Эдуард Бояков. Под его руководством на сцене ожили стихи четырех современных поэтов в лице Веры Полозковой, Андрея Родионова, Федора Сваровского и Елены Фанайловой.
Говорят, стихи сегодня снова в моде. Как и обиженно-отстраненный тон поэтов, их сочиняющих. Впрочем, откуда вдруг этот народный интерес можно понять. В сегодняшнем мире говорить правду значит одно из двух: либо нарываться, либо юродствовать. Последнее — дело чудаков-стихоплетов. И все же как ни крути, а поэтические высказывания (тем более, если они не о любви) равны высказываниям политическим. В звучащих со сцены виршах о Москве это было очевидно и весьма показательно.
Сергей Женовач, спустя 6 лет после премьеры «Мальчиков», вновь обратился к последнему роману Достоевского. На этот раз за основу была взята 11-я глава «Братьев Карамазовых».
Поиски смысла жизни, богоборчество и богоискательство, уроки вседозволенности, тяжелый как могильная плита суд совести… С таким авторским посылом спектакль по идее должен был сделаться если не затянутым, то скучным. Но на то и взялись за него женовачи, чтобы превратить Достоевского в самого понятного и самого родного зрителю автора. Предсказуемая невероятность того, что получилось в итоге, обязывает каждого театрала увидеть все своими глазами.
Развеселая комедия современного польского автора еще одно прямое попадание в цель популяризации Театра имени Пушкина.
Режиссер Михаил Морсков пьесу Анджея Сарамоновича, ставшую культовой в родной Польше, а заодно во многих провинциальных театрах России, поставил как праздник. Ну а что? Здесь вам и застолье, и живая музыка, и любовь со слезами, и финальная драка. Все комедийные штампы присутствуют, житейский юмор гарантирован, а кроме прочего, есть шанс посмеяться над собой.
Главное произведение композитора Мусоргского поставили в Центре оперного пения Галины Вишневской. Классика классик в добротной режиссуре Ивана Поповски однозначно заслуживает самого пристального внимания.
К главной русской опере в Центре отнеслись бережно, — никакого насилия над либретто, подмены смыслов и новомодных экивоков в сторону современности. Всё согласно первой редакции оперы, которую, к слову, так зло встретили критики в XIX веке. Итого не 11 картин, а 7, и никакой Марины Мнишек вместе с польским актом. Может показаться, что Иван Поповски здесь самоустранился, на самом деле — мудро решил, что от гениальной по силе трагизма музыки не должна отвлекать ничья, тем более режиссерская точка зрения.
Наталья Витвицкая 